Воспоминания дипломата

– Я пригласила вас, чтобы обсудить один серьезный вопрос,  – заявила она.  – Но сначала я хотела бы выговориться на личную тему, именно выговориться! Вы позволите, Николай Васильевич?

– Пожалуйста, прошу вас,  – предупредительно промолвил я, смутно догадываясь, о чем она хочет «выговориться».

И тотчас же, не очень связно, подчас перебивая себя и повторяясь, Ирина Александровна заговорила на извечную тему о ностальгии. О том, как тоскливо живется русскому человеку вдали от России, о печальной необходимости все время говорить на чужом языке, о том, как неодолимо тянет ее на родину, хотя она и отдает себе отчет в том, что путь туда ей по ряду причин закрыт. Это было как бы предисловие, за которым последовал рассказ о ее недавнем «паломничестве к русской земле» – именно так, без тени шутливости, она и выразилась.

– Вам, наверно, трудно это понять,  – страшно волнуясь, говорила она.  – Вы только что оттуда, всего каких-нибудь полтора месяца, а я не была там четверть века, нет, даже двадцать шесть лет. Боже мой, это же целая вечность! В Тегеране ваше военное командование любезно разрешило мне проехать к границе. Когда я подъезжала к пограничной заставе, меня всю лихорадило. И вот я на границе, с иранской стороны. Стою, смотрю во все глаза, а слезы из глаз у меня ручьем! Расстроилась так, что слова произнести не могу. Майор, сопровождавший меня, не знал, бедняга, что со мной делать. А потом я взяла себя в руки, набралась храбрости и попросилась на ту сторону – на русскую. Сделаю, мол, два шага по русской земле и обратно. Мне позволили…

Голос у Ирины Александровны внезапно осекся. Она проглотила несколько нервных комков, а потом продолжала:

– Я встала там на колени, поцеловала землю и полила ее своими слезами. Как мне было радостно и горько в одно и то же время! А потом я наскребла руками горстку земли и унесла с собой. Вот она, священная русская земля!  – вдруг дрогнувшим голосом воскликнула Ирина Александровна, доставая из-за корсажа черную бархатную ладанку и набожно целуя ее.

И тут она безудержно разрыдалась. Низко склонив голову, прижав ладанку к щеке, она судорожно вздрагивала от рыданий. Испытывая сильнейшую неловкость, смешанную с сочувствием, я оглянулся вокруг в тщетной надежде обнаружить графин с водой, бормотал какие-то успокоительные слова. Должно быть, не из самых действенных, так как Ирина Александровна не переставала рыдать. Так прошло минут десять. Наконец она утихла, носовым платком осушила глаза.

– Простите мою глупую сентиментальность,  – сказала она, еще не поднимая головы и тихонько всхлипывая.  – Стоит мне коснуться этой темы, и я ничего не могу с собой поделать.

Как счастлив тот русский, кому не надо носить ладанку с родной землей, раз он может в любой момент вернуться на родину и разъезжать по ней из края в край.  – Она глубоко вздохнула и добавила: – Когда ладанка со мной, на душе у меня не так кошки скребут.

Постепенно она успокоилась. В соседней комнате зазвонил телефон. На пороге зала показалась горничная с телефонной трубкой на длиннейшем шнуре и вопросительно посмотрела на хозяйку. Та молча отмахнулась, и горничная скрылась.

Последующий разговор происходил уже в ином ключе. Ирина Александровна деловито посвятила меня в свой план создания Египетского фонда помощи гражданскому населению СССР – организации, которая собирала бы денежные средства, закупала медикаменты, одежду и продовольствие и направляла все это в распоряжение соответствующих советских инстанций. Аналогичную кампанию она уже провела в 1943 году в Сирии и Ливане, так что ее проект не выглядел прожектом. Для придания Фонду общественного и финансового веса она намечала привлечь к участию в его деятельности широкий круг лиц – видных государственных и общественных деятелей, финансистов и коммерсантов, как египтян, так и из представителей союзников. По ее мнению, Фонду было необходимо и «покровительство» короля Фарука, в условиях Египта почти обязательное для успеха подобного предприятия. Кое с кем из предполагаемых руководителей Фонда она уже советовалась и добилась от них обещания содействовать; с другими намерена переговорить в ближайшие дни и недели. В благоприятном отношении к ее инициативе со стороны короля Фарука она не сомневалась. У меня создалось даже впечатление, что она уже успела позондировать почву и у него. Если я не ошибался, то это означало, во-первых, что Фонду действительно будет сопутствовать успех, а во-вторых, что придворные круги Египта не упускают сейчас ни одного повода продемонстрировать нам свои «союзнические» чувства. О других попытках этого рода я уже упоминал раньше.

В состав комитета, который будет руководить Фондом, Ирина Александровна предложила войти и мне, если у меня имеется для этого время и желание. Впрочем, добавила она с улыбкой, много времени у меня Фонд не отнимет. Мое участие будет скорее почетным и символическим, чем деловым: вся повседневная работа будет уделом других членов комитета.