Воспоминания дипломата

На этот www.booksforchildren.ru раз я был чрезвычайно удивлен. Такого поворота судьбы я никак не предвидел. И хотя на вопрос наркома о моем согласии, в сущности чисто формальный, я дал положительный ответ, мне понадобилась решительная психологическая перестройка, чтобы свыкнуться с мыслью о своем новом назначении, о совершенно ином характере и масштабе работы в такой стране, как Соединенные Штаты.

В тот же день вечером я позвонил наркому и сказал, что, поскольку оформление в Вашингтон во всех инстанциях потребует немало времени, я не вижу смысла задерживаться дольше в Москве без определенного дела. Окончательного решения мне лучше дождаться в Каире, где с работниками сейчас очень туго. Советник посольства Д.  С.  Солод, в мое отсутствие исполнявший обязанности поверенного в делах, сейчас из Каира отзывается, так как 14 сентября назначен посланником в Сирии и Ливане одновременно. Выслушав мои доводы, Молотов согласился, правда не без колебаний. Не ожидая, пока он передумает, я договорился с управляющим делами НКИД М.  С.  Христофоровым о том, чтобы он обеспечил мой отлет в Тегеран на следующий день. А самому мне собираться в дорогу было незачем. Чемодан мой давно стоял упакованный, оставалось только неясным, куда его везти.

22 сентября я вылетел из Москвы и к вечеру прибыл в Тегеран. Прожил я в нем почти четверо суток, так как с воздушным сообщением, как всегда, произошла какая-то заминка.

Но нет худа без добра. Во время моих двух предыдущих остановок в иранской столице мне было не до осмотра города. Теперь же, наоборот, времени у меня хватало, и я пользовался им, как заядлый турист. В моих туристских вылазках меня иногда сопровождал один из сотрудников советского посольства.

Мой вынужденный досуг кончился, когда американцы предоставили мне место в военно-транспортном самолете, отправляющемся 26 сентября в Каир.

В Каире, едва я появился в посольстве, мне показали только что полученную из Москвы телеграмму. В ней сообщалось, что мое назначение советником-посланником в Вашингтон официально утверждено, и мне предлагалось вылететь вместе с семьей в Москву для дальнейшего следования к месту новой работы. Никакого сюрприза для меня в шифровке не содержалось – разве что в ней недоставало сакраментального словечка «немедленно», к которому я так привык в годы войны. Его отсутствие я воспринял как молчаливое согласие Наркоминдела на то, чтобы выехать из Египта с соблюдением традиционных протокольных норм, о чем я говорил наркому еще в Москве.

Но было в телеграмме и нечто такое, что вызывало у меня недоумение. Зачем, спрашивается, мне лететь с семьей в Вашингтон по длиннейшему маршруту – через Москву, всю Сибирь, Аляску, Канаду и значительную часть территории США? Намного короче и легче, особенно для семьи, был воздушный маршрут от Каира через Северную Африку до Касабланки (в Марокко) и оттуда, через Азорские острова, на Вашингтон.

Я изложил эти соображения в ответной телеграмме и просил согласия на более короткий маршрут. К этому я добавил, что если мне нужно быть в Москве для получения инструкций в связи с новой работой, то я могу еще раз съездить туда один, без семьи.

Ожидая указаний, я занялся протокольными делами. В первую очередь я в самом конце сентября нанес визит Наххас-паше, известил его, что в связи с моим новым назначением в ближайшее время должен покинуть Египет. Известил я его также о том, что в начале октября уезжает из Каира и советник посольства Д.  С.  Солод, назначенный посланником в Сирию и Ливан, вследствие чего поверенным в делах после моего отъезда временно остается секретарь посольства П.  М.  Днепров. Наххас-паша, принявший меня в присутствии статс-секретаря Салахэддин-бея, не поскупился на сожаления по поводу отъезда сразу двух советских дипломатов и на комплименты в связи с нашей деятельностью по развитию дружественных отношений между Египтом и СССР.